— Максим Павлович, почему вы так долго молчали, не общались с прессой?
— На меня оказывалось очень серьезное давление со стороны различных государственных структур. Все началось 3 марта, когда была встреча с главным федеральным инспектором. Тогда он предложил мне снять свою кандидатуру, притом это произошло уже после выборов.
— А кто был инициатором встречи?
— Мне позвонил один мой знакомый и сказал, что у ГФИ есть желание встретиться. Мы договорились о времени и месте, и в 9 вечера я пришел в пустое кафе, где за столиком был только один человек. Это оказался Островский.
— Он объяснил свой интерес к вам?
— Якобы, полпреду принесли кучу негативной информации против меня. Полпред у нас человек новый, очень уважаемый юрист. Он должен был
— А что там было?
— Могу только догадываться. По слухам, меня связали со всеми бандформированиями и группировками, которые только существуют. Разве только вот с Усамой бен Ладеном пока не дружу. Но, как я понял, если будет надо, то и с террористом №1 мира свяжут.
Я спросил, понимает ли ГФИ, что пытается ни за что испортить мне жизнь, у меня трое детей, которым расти и жить в этом городе, в этой стране. И если здесь такой подход к людям, то им нужно уезжать. Но ответа не получил.
— Он
— Как мне показалось, он предупредил, что если я пойду дальше, то возможны различные инсинуации, возбуждение уголовных дел на меня, на моих родных и близких. И ничего, что за мной нет нарушений закона, — возможности таковы, что на любого человека можно возбудить уголовное дело, на полгода испортить ему жизнь, а потом тихо дело закрыть.
— Почему вы решили, что это не просто пугалка, а реальное предостережение?
— Он сказал, что для примера будут возбуждены уголовные дела на людей, которые помогали мне в выборной кампании; не на близкий круг, а на тех, что работают в «поле». Хотели возбудить уголовное дело по факту наезда на пешехода со смертельным исходом. Я переспросил, действительно ли такое было, и мне сказали, что такого может и не быть, но свидетели найдутся и дело возбудят. Меня это удивило.
Вообще, мы проговорили несколько часов. Честно скажу, меня возмутило, что ради
Я сказал ГФИ обо всем этом, но мне пообещали одно: если я откажусь от дальнейшей борьбы, ситуация потихонечку поменяется.
— Как принесли докладную, так и унесем?
— Да, покажем, что была ошибка и ты достойный человек. Потом будем тебя поддерживать, вводить в другие структуры. А если не снимусь — то все, враг народа. Хотя какого народа?
— После этого разговора вы не думали встретиться с Винниченко?
— Думал. Но как? Мне надо было стоять у полпредства и хватать его за рукав? «Николай Александрович, выслушайте меня, пожалуйста, я ни в чем не виноват». Я просил Островского организовать мне встречу, уже как главе района, но получил отказ. Мне сказали, что Винниченко со мной встречаться не будет.
— Почему вы
— На следующий день мне позвонили из Сысерти и рассказали, что к одному из агитаторов пришел наряд милиции. Его дома не было, начали угрожать жене, забрали ее в райотдел, требовали найти мужа. Якобы, накануне он… сбил (!) человека. Женщина показывала на машину — целую, без царапин, — но ее даже слушать не стали. Этот звонок стал доказательством реальности предупреждений.
Когда мне 4 марта позвонил ГФИ, спросил, все ли я понял и готов ли сняться с выборов, я ответил, что готов. В тот мне показалось, что последствия в отношении невиновных людей могут быть самыми страшными, поэтому я согласился на встречу. Встретились мы в его кабинете на Октябрьской, 3 — думаю, в бюро пропусков моя запись сохранилась. Мне надо было написать заявление о снятии с выборов. Поскольку комиссия еще не подвела окончательных итогов голосования, мое снятие привело бы к тому, что голоса в мою поддержку не учитывались.
Я заявление написал и передал ГФИ. Мне было важно, чтобы любое давление на мою команду прекратилось. Он тут же
— У Савельева вообще заметная роль в этой кампании. Мы писали, что он финансировал вашего конкурента Старкова, поскольку гарантировал это во время покупки Уральского завода гражданской авиации. Та ваша встреча была первой?
— Нет, Савельев уже встречался со мной недели за две до дня голосования. Он говорил, что все очень серьезно, что надо сняться в пользу Старкова. В обмен предлагал место
— С гарантиями?
— Какие могут быть гарантии? Только словесные. Ну и еще обещали показать такой компромат на меня, увидев который я тут же приму правильное решение, снимусь. Намекали на уголовные дела, но
— Как Савельев мог делать подобные предложения? Он же единоросс, а у партии в тот момент был свой официальный кандидат — Рощупкин.
— Объяснение было бессвязное. Я спрашивал, как он может поддерживать не члена партии, а в ответ мне только улыбались: «Вот принято такое решение, нам это нужно». Вроде как членство в партии никого и не волнует, а средства для победы будут выделены без ограничений.
— Кто это «мы»?
— Просто «мы». Он обещал принять некоторые решения, которые я замечу. И на следующий день после разговора меня вычеркнули из кадрового резерва «Единой России». Может быть, это было и совпадение, но очень странное.
— А потом позвонил и спросил, заметили ли результат?
— Не звонил, на следующей встрече было сказано, что это только начало. Они знали, насколько мне, человеку, отдавшему партийной работе много лет, будет неприятно.
— Получается, что решения о приеме и исключении из кадрового резерва «Единой России» принимает Савельев?
— Выходит так. Мне было сказано, что будет вложено столько денег, что любая борьба бесполезна; что на выборы приедут люди из Екатеринбурга, из Перми и будут работать на Старкова. В дни голосования мой штаб это зафиксировал, мы подавали несколько десятков заявлений в милицию о массовых подкупах избирателей: есть и видеозаписи, и аудиозаписи.
— Какая сумма предлагалась за Старкова?
— Зафиксировано, что предлагались и деньги, и алкоголь. Во время досрочного голосования платилось 350 рублей за голос, потом было 500 рублей, а в день выборов — до 1 тыс. рублей.
— А зачем это нужно Савельеву?
— Я спросил об этом, и мне сказали, что
— Вы отказались сниматься?
— Когда мне было предложено стать замом у Старкова, я честно сказал, что не верю ему, потому что перед выборами мы договаривались не совершать никаких выпадов друг против друга, и он слово не сдержал. Я сказал Савельеву, что готов разговаривать о взаимодействии только под его личные гарантии. Он взял время подумать над этими гарантиями, но на следующий день против меня вышла газета, явно поддерживающая Старкова, в которой мне нанесли личные оскорбления. Не хочу их даже пересказывать.
Днем, когда позвонил Станкевич (советник Савельева. — Прим. ред.) и пригласил на встречу обсуждать эти гарантии, говорить с ними было уже не о чем. Я спросил, как можно выпускать подобную грязь в тот момент, когда мы находимся в переговорах, и Станкевич принялся рассуждать, что листовки — это предвыборная лирика, а мы вот занимаемся делом. Тут я вспылил и отказался — на этом переговоры закончились.
— Хорошо, но после встречи с Островским вы снова встретились с Савельевым.
— Да, мы обсудили выборы. Кстати, у меня есть запись и этого разговора, и других встреч, о которых я вам рассказываю.
Меня спросили, сколько я потратил на кампанию, предложили компенсацию. Но я шел на выборы не для того, чтобы торговать креслом главы, меня интересовало решение проблем избирателей моего района, и раз уж под таким нажимом мне приходилось отказываться от своих планов, обещаний данных избирателям, я просил дать возможность выполнить хотя бы часть своих проектов. Тем более, что ГФИ обещал поддержку и участие в государственных управленческих программах. Обо всем этом я сказал Савельеву, он встал, вышел позвонить и сказал, что вопрос будет решен завтра после 19 часов. Но мне этот вариант не подходил — комиссия подводила итоги выборов в 18 часов, поэтому вопрос надо решать часов до пяти. На этом мы расстались, договорившись созвониться на следующий день, 5 марта.
— Созвонились?
— Нет, мне никто не звонил. Ни Савельев, ни Островский трубки не брали. В 17 часов я выехал в Сысерть, и без двух минут шесть, когда комиссия уже выходила на подведение итогов выборов, принес новое заявление, отменяющее предыдущее. Здесь началось…
— Что?
— Мне позвонил ГФИ, сказал: «Ты не представляешь, что ты сделал!» Были требования, чтобы я немедленно вернул заявление о снятии. Я ему напомнил о наших договоренностях, о том, что мне никто не предложил варианта решения. Для себя я понимаю, что меня хотели просто обмануть. Он мне ответил: «Ты думаешь, что у меня кроме тебя других дел нет?»
— Предупреждал о
— Я услышал, что совершил непоправимую ошибку. Потом началось самое интересное. Милиция, представители группировки «синих» ездили по району, заставляя людей писать заявления о фактах подкупа в мою пользу. Они просто заходили в дома, не представляясь, забирали людей в отделение, несколько часов добивались нужных показаний. В некоторых случаях доходило до стрельбы. Я уже был главой района и получал десятки жалоб от жителей с требованием прекратить этот произвол. Мне надо было на них реагировать — я обратился в УФСБ.
— Там была реакция?
— Да, мне сообщили, что этот вопрос не относится к компетенции ФСБ, и передали мои материалы в прокуратуру. Там возбудили уголовное дело.
— На семье ваш отказ
— И на семье тоже. 8 марта моей теще позвонили и с ходу сказали: «Сейчас за вами приедем, отвезем в ГУВД для допроса». На вопрос, что же случилось, ответили: «Там и разберемся». Теще 64 года, ей стало плохо, пришлось вызывать «скорую», и врачи честно нам сказали, что повезло — опоздай они на пять минут, уже не спасли бы. Дома был еще и годовалый сын, который просто уревелся.
Такого цинизма со стороны правоохранительных органов я никогда в жизни не видел. Прийти в праздник, решив, что есть
— У вас с тещей был
— (удивленно) Моего? Нет, никогда. У нас нет общих дел, кроме воспитания внука.
—
— Да, оцепили дом, несколько часов длилась осада. Но у них не было никаких документов, подтверждающих право зайти к нам… А потом тещу увезли на «Скорой», и этот эпизод закончился.
— Начались суды.
— Да, мне сразу сказали, что надеяться на суды бесполезно. К тому моменту уже было сознательно создано негативное отношение ко мне. Уже возбудили надуманное уголовное дело по факту подкупа, и я знаю, как его пытаются расследовать, с давлением на людей.
Еще «помогла» областная избирательная комиссия. В Сысерть приезжал председатель Мостовщиков, и после его приезда в районной комиссии исчезли документы по нескольким участкам. Те самые документы, что сейчас рассматриваются в судах. С нас брались объяснения, а потом выяснилось, что они находятся в областной комиссии. И именно после того, как их вернули из облизбиркома, в документах были найдены нарушения, по которым сейчас и устроено судилище.
Попытка обвинить меня в подкупе в суде была отвергнута, никакого подкупа не было, свидетелями против меня выступали агитаторы Старкова. Но мне сказали, что решение все равно предопределено — там как раз прошло совещание полпреда с единороссами.
— После него вас исключили из «Единой России».
— Да, и сделали это специально, чтобы создать нужный фон для судов, мол, есть некая государственная позиция в отношении меня. Мне говорят, что это была инициатива Савельева.
— Но поддержанная региональным отделением.
— Руководство отделения ввели в заблуждение. Ведь раньше, когда я участвовал в выборных кампаниях, мне были одни только благодарности, потому что на тех участках, за которые я отвечал, результаты были даже выше среднего. Никаких намеков о том, что я
— Но сейчас идет новый суд.
— Особых иллюзий по нему у меня нет.
— А как вообще настроение?
— Меня не сломали, но вера в объективность подорвана. Понимаете, с приходом Путина, со всеми переменами, как и большинство граждан России, я испытал гордость за свою страну, работал бескорыстно и искренне, хотел участвовать в становлении новой России. Я верю в это и детей так воспитываю. И вдруг мне в спину нанесен такой удар, притом в пользу
— В вашу поддержку уже собрано полторы тысячи подписей. Они же направлены Путину, Медведеву…
— Даже больше, и люди каждый день звонят, просят разрешить им выйти на улицу. Они говорят, что в этой ситуации о них вытерли ноги, отказались признавать их решение, голоса перечеркнули и выкинули на помойку.
Звонят даже те, кто 1 марта голосовал за других кандидатов. Сегодня вот один мужчина сказал: «Я в вас не верил, но вижу, что происходит, и теперь я на вашей стороне». Люди же понимают, как идет тот же самый суд. Что меня пытаются снять не за мои нарушения, а за ошибки избирательных комиссий, которые, например, Верховный суд России в аналогичных процессах не признает достаточным основанием для отмены итогов голосования. Эта информация была доведена до судьи, но она не учла ее.
Конечно, это вызывает возмущение. Но я человек ответственный и не хочу допустить массовых протестов. Пусть меня будут убирать с этой должности, но бунтов и митингов у нас не будет. Сейчас в стране не самая спокойная ситуация, а я человек государственный и допускать волнений не намерен.
— А как вы восприняли отставку Островского?
— (после долгой паузы) Искренне говорю, не порадовался — я так воспитан, не злорадствую. Это решение полпреда важно другим, оно показало, что Николай Александрович — человек порядочный, стоит на государственных позициях, внимательно наблюдает за ситуацией в регионе и имеет альтернативные источники информации. Думаю, он
Нынешняя же ситуация в районе страшна тем, что в угоду
Вопросы — Михаил Вьюгин, Аксана Панова, © «URA.Ru»